Часть 1. Альпинизм – что это? Спорт или образ жизни? Удовольствие или каторга, притом добровольная? Проверка на прочность своего физического и морального «я» или скрытая жажда славы, возвышения над простыми смертными? Необъяснимая тяга к риску, той степени риска, что на грани смерти, соревнование с суровой природой, испытание in situ посредством расчетливой тактики и ступени мастерства?
 |
А может что-то необъяснимое, сложное взаимодействие с нераскрытыми силами реального, но незримого мира? Наступает и да здравствует время, когда не удержит никакая престижная работа, и не прельстит никакой пляжный отдых, когда в голове одни только горы, этакий для равнинного человека «сдвиг по фазе», когда «сверло, извините, в одном месте», и не удержат самые крепкие узы любимой семьи и, ты знаешь, где перезимовать лето. Возможно, в духе альпиниста заложен тот же ген, что при зрелом размышлении проводит к мыслям о духовном творце, о Боге.
Альпинисты, изведав чистоту первозданной природы высоких гор, намного ближе к реалиям невидимого мира, их ощущение тонкого плана более обострено, чем у людей долины. Видения, сны, внутренние необъяснимые побуждения и нелогические поступки – все это присутствует в жизни альпиниста, но, к сожалению, забывается, мало анализируется и не используется. Бывают и прямые подсказки. В этом нет моей фантазии, я прошел через это. Редко был послушен, а когда «пер буром», то получал жестокий урок.
«Мы тоже - Твои дети, Мать богов, Джомолунгма!» - так звучит молитва гималайских шерпов, достойных партнеров любым восходителям на высочайшие вершины мира. Жаль, что подобная молитва не возносилась в наших, не менее чем Гималаи, суровых среднеазиатских горах. Возможно, что тогда бы было больше четких откровений, которые уберегли бы от многих трагических происшествий.
Они были первые
История… История узбекского альпинизма.… Где ее истоки? Где ее начало? В том ли далеком году девятнадцатого века, когда кто-то из близкого окружения Василия Федоровича Ошанина, вначале на повозках, а затем верхом на лошадях, достиг покрытого высокогорной растительностью урочища Чимган. Огромная желтовато-серая гора, видимая с любой точки города Ташкента, опиралась на крутые скальные контрфорсы. Наверняка кто-то из них сделал попытку и возможно достиг вершины. А может быть в годах тридцатых прошлого столетия, когда на создававшихся в городе промышленных предприятиях вырастали первые спортивные секции.
Для меня же история узбекского альпинизма начинается с реальных лиц. Лиц, с которыми был знаком и общался. Не спорю, - Чимган – основополагающая вершина нашего альпинизма, но есть гора на Памире, которая стала первой вехой узбекского высокогорного спорта. Гора, ставшая впоследствии самым популярным семитысячником планеты; гора, взойти на которую стремится почти любой альпинист, в какой стране и на каком континенте не проживал бы он. Альпинисты, имеющие в своем активе Эверест или другие горные гиганты планеты, на прямой вопрос: «Хотел бы ты сходить на пик Ленина?», всегда ответят: «Да… да. Йес… йес. Ви…ви. Я… я…». И какое бы официальное имя не носила эта гора сегодня, она все равно останется вожделенной мечтой восходителя любого ранга.
«Шесть дней»
Туда, где плавно течет Северный ледник /ледник имени Ленина/, где снежный склон упирается в неописуемую синь памирского неба, летом 1950 года поднялся отряд альпинистов. Он был сформирован из военнослужащих Туркестанского военного округа. Руководил отрядом капитан Советской армии мастер спорта СССР Владимир Иосифович Рацек. Начальником высотной экспедиции был подполковник Иван Васильевич Юхин.
Летом 1945 года военные топографы округа получили задание – начать картографическую съемку Памирского нагорья, и с перевала Талдык Рацек впервые увидел «Крышу мира». Вечноснежные вершины Заалая во главе с пиком Ленина – неповторимая панорама, которая сразу очаровала его. Застыв в седле, он вглядывался в изящные плавные очертания могучих памирских «шеститысячников» и подсознательно опытным взором альпиниста прокладывал пути подхода и подъема к их вершинам.
Два года было затрачено на составление топографической карты тех районов Восточного Памира, которые не были охвачены отрядами Таджикско-Памирских экспедиций 30-х годов. И каждый раз при пересечении Алайской долины мысли альпиниста уносили его в мечту – совершить восхождение на главенствующую над Заалаем гору.
За два сезона «белые пятна» Восточного Памира - целые хребты с ледниками и вершинами были нанесены на топографический планшет. На карте, появились 20 новых глетчеров. В хребте Музкол были обнаружены 7 самостоятельных вершин высотой более шести тысяч метров. Главенствующая из них оказалась равной 6233 метрам. Теперь ее имя – пик Советских Офицеров.
В 1950 году после тринадцатилетнего перерыва на Луковой поляне под пиком Ленина снова появились альпинисты. Здесь был сооружен базовый лагерь 1, куда вьючным транспортом после переправы через красные воды Кызыл-су был доставлен громоздкий груз спортивной команды Советской Армии. Намечалось первое послевоенное восхождение на семитысячеметровую вершину.
 |
Попробую рассказать об этом восхождении, не отклоняясь от простых и наивных строчек повествования о нем на страницах двух изданий – Побежденные вершины. ЕСА. 1951 г. и сборник «Говорят восходители». Ташкент. 1963 г. Авторы – соответственно, И.В.Юхин и В.И.Рацек.
День первый. 9 августа
«Последние наставления политрука экспедиции Анатолия Кормщикова: Через шесть дней мы должны быть там, наверху, - и он показал туда, на вершину пика. – Чем ближе к вершине, тем будет труднее.
Руководитель восхождения потребовал последний рапорт о готовности к выходу. Начальники связок доложили о том, что самочувствие участников отличное, что снаряжение и десятидневный запас продуктов питания, горючего для примусов и спиртовок находится в рюкзаках. Врач Владимир Никонов раздал мазь для предохранения лица и рук от ожогов, бинты, аптечки, проверил самочувствие альпинистов… Раздалась команда. Заскрипели по камням ледниковой морены окованные железом ботинки. …Альпинисты вытянулись цепочкой в направлении к юго-востоку, где из хаоса ледяных обрывов и глубоких трещин поднимался скальный отрог.
 |
…Во главе колонны идет штурмовая группа, состоящая из 14 человек.
…За ними идет спасательный отряд, подготовка которого не ниже. На высоте 5200 «спасатели» установят лагерь, из которого будут следить за продвижением восходителей. Последними идет вспомогательная группа. Она помогает нести груз до третьего лагеря…
День второй. 10 августа
Через восемь часов пути отряд поднялся лишь на 600 метров. Высотомер показывал 5800 метров над уровнем моря. Было 5 часов дня. Отсюда вспомогательная группа, выполнив свою задачу, готовилась в обратный путь.
Последние рукопожатия… Вершина так близка. Каждый из них сознавал, что только после многих восхождений, победив в суровой спортивной борьбе ряд вершин, и он будет иметь право участвовать в восхождениях на самые трудные и высокие вершины советской земли.
День третий. 11 августа
…В середине дня альпинисты вышли на северо-восточный гребень… В пути было жарко. …а высота, где пилоты уже давно применяют кислородные приборы, ощущалась всеми. Теперь через каждые 10 минут приходилось столько же отдыхать.
…Вправо и влево расстилалась Алайская долина. Над долиной в легкой дымке поднимались вершины Алайского хребта.
…Чем выше поднимались альпинисты, тем становилось труднее. Медленные шаги, частые остановки. Даже на отдыхе теперь редко слышались разговоры. Каждый берег силы.
Когда лучи заходящего солнца багряными красками осветили далекие и близкие вершины гор, восходители достигли 6400 метров.
День четвертый. 12 августа
Этот день был одним из самых тяжелых дней восхождения. Все лежали в спальных мешках в каком-то забытьи, оцепенении. …при безветренной погоде солнце хорошо пригревало. Кое-кто попробовал вытащить свои мешки наружу. Но и на воздухе было не легче. Мерещились кошмары, журчащая вода, широкое раздолье степей.
К вечеру, через сутки пребывания на высоте 6400 метров, положение изменилось. Самочувствие улучшилось. Все выглядели значительно бодрее. Сварили горячую пищу, с аппетитом поели. Обменялись сигналами с нижним лагерем. Это подняло силы.
День пятый. 13 августа
Группа двинулась по восточному гребню, который больше напоминал широкое снежное поле, полого поднимающееся к вершине.
Через несколько часов пути Никонов и Ковалев заметили на снегу следы. Огромные лапы оставили четкие отпечатки.
- Следы, на такой высоте, - недоумевали альпинисты. Однако сомнений быть не могло. На снегу, пересекая путь альпинистов, шел одинокий след, принадлежащий крупному зверю. Он напоминал след кошки.
- Это ирбис, снежный барс, - заметил Нагел. Он встречал подобные отпечатки в горах Северной Киргизии.
…Вершина уже казалась рядом – рукой подать. Чистый прозрачный воздух скрадывал расстояние. Но прошло более трех часов, пока восходители достигли подножья самой вершины.
- Вот и «запятая», - промолвил Ноздрюхин, показывая на оставшуюся часть подъема, которую альпинисты называли запятой.
…Каждый взмах ледоруба вызывает одышку. Рюкзаки кажутся непомерно тяжелыми: ни лишнего шага, ни слова, ни движения. Наконец, палатки поставлены. Последний штурмовой лагерь на высоте почти 7000 метров выглядит как и предыдущие. Четыре приземистые палатки стоят среди скованных холодом заоблачных вершин.
Ночь перед штурмом кажется очень длинной.
День шестой. 14 августа
– Коля, вставай, - будили Барабанова в день штурма вершины.
- Я не могу идти дальше. Оставьте меня здесь… Так в лагере «6900» остался один из четырнадцати штурмовиков. Из лагеря «6900» вышли в путь 13 человек.
…Дует сильный ветер. Он срывает тучи снежной пыли с гребня. Температура ниже двадцати.
Поражает цвет неба, густо-синий, подчас темный. Это небо больших высот…
…беспокоит Владимир Аксенов. У него мерзнут ноги…
- Дойдем? – спрашивает его Кормщиков.
- Непременно, Анатолий Григорьевич.
- Мерзнут ноги, - говорит Израэль.
- У меня тоже, - отзывается Запорожченко.
Оба садятся и оттирают замерзшие пальцы.
…внезапно отказывается идти Рябухин.
- Всего 80 метров. Неужели ты возвратишься, Слава!
- Не могу. Я ослаб. Мерзнут ноги. Пойду назад. …и, медленно скользя по снежному склону, возвращается в лагерь.
Каждый из двенадцати оставшихся думает: «Нет, только вперед, только к вершине».
…отдыхают стоя, пригнув лицо к склону, словно у поверхности снега больше живительного кислорода…
- Мы на вершине, - едва слышно раздается радостный возглас Нарышкина.
Слова Нарышкина придали всем новые силы. До вершины оставалось всего несколько десятков метров, но прошло не менее получаса, пока последняя связка тяжело опустилась у подножья скалы, где стоял скульптурный бюст В.И.Ленина.
 |
Пока Ноздрюхин писал записку, мы решили осмотреть южную оконечность гребня.
Целый час мы шли по вершине, от одной разрушенной скалы к другой. …к югу, слегка повышаясь, тянулся 500-метровый гребень. Он заканчивался скалистым утесом, невидимым с севера. Это и была отметка 7134 метра. Каменных туров восходители нигде не обнаружили. Таким образом, только в 1950 году удалось достичь высшей точки пика Ленина, обозначенной отметкой 7134 метра.
Записка: «14 августа 1950 года. Двенадцать армейских альпинистов – В.И.Рацек, А.Г.Кормщиков, В.А.Никонов, В.М.Запорожченко, Ю.Д.Маслов, В.Н.Нарышкин, Э.И.Нагел, И.В.Рожнов, В.С. Аксенов, В.К.Ноздрюхин, В.А.Ковалев, Ю.А.Израэль достигли вершины пика Ленина». …записку восходителей 1937 года забирают с собой.
 |
 |
…В сумерках шестого дня альпинисты спустились в лагерь «6900»…
…Из ста человек во всем мире, побывавших на «семитысячнике» - сорок были советские люди, 12 из них достигли семикилометровой высоты в 1950 году.
…лежал путь на Ош, домой. Словно на прощание Заалайский хребет и его самая высокая вершина сверкали чистотой своих снегов, ожидая новых советских людей, прославляющих в труде, учебе, спорте свою могучую отчизну – великий Советский Союз.
С этого восхождения армейцев, отряд восходителей полностью состоял из военнослужащих Туркестанского военного округа, пик Ленина на многие годы стал «домашней» горой для узбекистанских альпинистов.
 |
1954 год. После длительной подготовки на седьмой день штурма опять же армейская команда ТуркВО из пяти восходителей совершает первый траверс горы с запада на восток через вершину Раздельная. В ее составе участники восхождения 50-го Валентин Ковалев, Виталий Ноздрюхин, Эдуард Нагел, Петр Карпов, Виктор Нарышкин.
 |
Предшествующее. Теплый снег, холодный снег
Тихая ночь. Только хруст ледника да далекие редкие удары отдельных, сброшенных морозом, камней. Удовлетворение прошедшим днем, - в этот день успели хорошо поработать и подняться на гребень, приятная усталость сама собой растворялась в тепле спального мешка, медленное погружение в сон, - мысли сливаются с беспредельностью ночи. Но что это, - сон во сне или что-то другое, неосязаемое, но сущее? …Из светлого и пронизывающего насквозь тумана выплывает, а вернее проявляется неописуемая молодая женщина в белых невесомых одеждах. Четкие линии вычерчивают идеальную красоту ее лица. Большие, наполненные жизнью, добротой и светом, глаза. Высокий открытый лоб. Волосы, как бы ореол, сливающийся с окружающим туманом, бело-дымной россыпью ложатся на плечи. Вся она пронизана внутренним светом – волосы, лицо, глаза, тело, скрытое тонкосветной тканью. Женщина источала свет, женщина была пропитана светом. Тонкие красивые губы улыбались. Попытка задать вопрос «КТО ТЫ?» застыла в немом пространстве. Вопрос ушел мыслью. Но ОНА … Она уловила этот неродившийся немой звук. И также без звука пришел ответ: «Я здесь. Я есть. Я здесь и ты в безопасности. Опасность всюду вокруг. Я пришла предупредить об опасности. Я сообщаю тебе об опасности. Твои друзья не знают об опасности. Ты знаешь об опасности. Я пришла предупредить и охранить». Женщина медленно удаляется, вернее, растворяется в окружающем ее туманном пространстве. Возникает слышимая реальность ночных звуков – далекий хруст льда, дыхание рядом спящих ребят, легкий шелест палаточного полога. «Что это было? Сон?» Вадим ясно понял, что он бодрствует. «Так что же это?» Он долго еще ворочался с бока на бок, его мысли снова и снова возвращались к явленному. Мозг хранил все детали видения и в нем немо продолжало звучать одно слово - «опасность».
Утром отозвал в сторону Виталия.
«Вить, ночь не спал, хотя приснилось… А, может, не приснилось? Нет, точно, - я проснулся, меня что-то разбудило. Открыл глаза – темно. Но ощущение такое, что кто-то есть внутри палатки. По-моему я даже что-то спросил, и… какое-то напряжение… Нет, не страх! А так – внутреннее… Потом вроде опять начал засыпать и вот – светлый неплотный туман и она, вся в белом – женщина в белом -…, короче, дама! Красивая… светящаяся…»
- Вадик – это сон. Мало ли что во сне…
«Нет, это был не сон. Она со мной говорила. Не словами – мыслями».
- О чем же? А ты?
«Я тоже спросил, - губы слиплись, - молча спросил. Нас ждет большая опасность – она сказала».
- Какая опасность? Мы на таком широком гребне, - трактор проедет. Погода – люкс, просто замечательная! Нам и веревки не нужны, - зря тащим.
«Она еще сказала, что охраняет нас и, что я знаю про опасность».
- Конечно - знаешь. Она же тебя предупредила. Теперь знаешь.
«Виталий, я чего-то не то, чтобы боюсь, но… нет, не боюсь. Просто какая-то тревога внутри, - комок какой-то».
- Все будет нормально! – Виталий хлопнул рукавицей своего друга по плечу, и они вернулись к палаткам.
Далеко внизу во всю ширь раскинулась Алайская долина. Сиренево-зеленые просторы разнотравья уходили вниз. В верхней части долина слегка холмилась и, покрывающие ее травы отсюда с высоты шести тысяч казались изумрудно-зелеными. По всей протяженности долины протянулась коричнево-красная гибкая лента реки Кызыл-су, вдоль которой видна была серая ленточка автомобильной дороги, зажатой между рекой и серыми скальными отрогами Алайского хребта. Сам Алай был покрыт облаками, сквозь которые проглядывали рваные белые пятна вершинных снегов.
Дул несильный западный ветер. На истоптанном биваке под защитой невысокой снежной стенки валялись пустые фляги и консервные банки, бумажные обертки от концентратов и шоколада. Западное плечо, на которое вели несложные снежно-скальные взлеты, закрывало на полкилометра ультрамариновое небо, которое сквозь темные очки казалось почти черным. Туда, вверх, уходили как-то неорганизованно, по двое и трое, растянувшись группами по скату горы.
…Палатки ставили, когда ветер набрал уже достаточную силу. На широком горбатом гребне не нашлось скальных обломков, чтобы выстроить защитную стенку; не было и снежного покрова, в который можно углубиться вместе с палаткой. Первую палатку сообща растянули за днище, запихнули в нее несколько рюкзаков, с трудом удерживая, рвущуюся из рук, ткань, подвели стойки; оттяжки закрепили камнями и ледорубами, втаптывая их в снег. Остальные палатки пристроили далее в ряд под ненадежной защитой первой. Наконец забились внутрь трепыхающихся перкалек, доверившись их сомнительной прочности. Снег топили на сухом спирте, - досталось каждому несколько глотков тепловатой снежной кашицы. Три примуса из четырех забастовали, о нормальной пище, - жиденьком супчике или каше из концентратов, - нужно было сразу забыть; сухари и стылая тушенка не лезли в сухое отекшее горло.
Ветер нападал сильными порывами, каждый из которых грозил вспороть перкаль и ударить внутрь палатки шквалом колючего снега. Так и случилось в середине ночи: уносило в темноту вещи, рвало из рук спальные мешки, люди метались возле распоротой палатки, пытаясь схватить и удержать то, что попадало под руку. Володе Кленову удалось перекричать гудящий ветер: «Быстро, по одному, в разные палатки!» - сам же привалил камнем место бывшего приюта, где сразу же начал нарастать снежный холмик. Слава богу, остальные палатки выдержали до утра, когда, наконец, ураган затих. Появилось солнце, и легкий ветер быстро смахнул в долину последние клочья растрепанных облаков, упорно цеплявшихся за вершины.
Вадим вглядывался в обветренные, почерневшие от солнца и копоти лица, теснившихся в палатке, спутников, видел их рассеченные и кровоточащие губы и думал, что конечно наверняка, после безумства прошедшей ночи, среди шестнадцати, что поднялись почти под самую вершину Белой горы, найдутся четверо, кто по различным причинам должны будут сегодня уйти вниз. И еще он думал: «Зачем эти славные молодые ребята здесь, среди снегов и непогоды, в самый разгар азиатского лета? Зачем я сам здесь и, вообще, зачем все это? Пять длинных дней, медленный набор высоты… Сейчас покажи любого, - родная мама не признает! Поднялись уже много выше шести тысяч, кто-то уже дошел до своего потолка, у кого-то наверняка болит голова, - у самого звон в ушах. И как решить, кто должен идти вниз? А может повернуть всей толпою?» - Белая гора безмолвно горбилась на близком горизонте, соседние вершины торжественно принизились перед ее огромностью. «Нет, всем вниз - нельзя... Надо быстро решать, кто же…, чтобы успели засветло дойти до ледника. Кленыч! – он самый старший, он мудрый, он подскажет…»
- Володя! Кленов! Ползи сюда.
После короткого совещания наметилась четверка кандидатов на спуск.
- Двое еще вчера намекали: «Наелись… вот так! …этим снегом и этим небом, …мерзлой тушеной говядиной и вонючими шпротами», - бунт на корабле, да и только! шли тяжело и медленно. Еще один таял в одиночку, молчал и вел себя подозрительно тихо вразрез со своим бурным темпераментом. Другой же, наоборот, срывался по любому поводу, оскорблял друзей… Горы не любят крика и особенно сквернословия, - явная горнячка. Могу с ними уйти и я, - заключил Кленов.
- Ну, нет! Ты нужен здесь.
Вадим после этого разговора с легким сердцем объявил имена тех, кто, как он думал, должны расстаться с мечтой. Но эти четверо разочарования не проявили, - Кленыч оказался не только мудрым, но и наблюдательным психологом.
Начались тихие сборы. И вдруг в соседней палатке раздались возбужденные голоса.
- Еще одна такая ночь и под парусом уедем на север, в долину!
- И жрать нечего. Ночью банки раскатились во все стороны.
- Можно подумать, что ты помираешь с голоду. Вчера весь снег вокруг разукрасил, простите, блевотиной, - раздался новый спокойный голос.
- И бензин замерз, - не унимался первый голос.
- Дурак, бензин не мерзнет.
- Подождем, когда замерзнет.
«Это кто там поет про бензин?» Невысокий плотно сложенный Кленов медленно выполз из палатки на «улицу».
Стало тихо.
«Здесь никто никого не принуждает. Кто желает домой, пожалуйста, шлагбаум поднят. Белый путь! Как говорят в Болгарии».
«Причем здесь Болгария?» - подумал Вадим. «Но все равно спасибо тебе, Володя».
Кленов вернулся в палатку: Ну вот, а ты боялся кого-то обидеть, думал, что на горе будет тесно. Награды достойным! Ваш выход, маэстро!
«Вот так он, наверное, и у себя на кафедре разговаривает со студентами. Доцент!»
…И те, и другие уходили, оглядываясь друг на друга. Кто шел вниз, видел восемь маленьких фигурок на белом склоне, зигзагом набирающих высоту; кто шел вверх, видел такие же фигурки и шлейф следа за ними на склоне, который вместе был пройден вчера.
А вершина казалась близкой. Ее пологие поля на широком волнообразном гребне с припорошенными островками скал манили выше и выше своей несравнимой чистотой, трудно было определить их действительную протяженность и они, как завороженные, шли и шли, потеряв ощущение времени и предстоящего им пути. Что двигало ими? Безотчетное упрямство или безумная одержимость? О цели, о смысле этой цели никто из них не думал. Да и была ли она, вообще, эта цель? Забраться на семь тысяч метров, - ради чего? Но каждое новое утро, выбираясь из промерзших спальных мешков, они снимали палатки и медленно, шагая след в след, отвоевывали у горы сыпучие снежные метры. Шли, пока были силы идти – идти вверх. А когда иссякнут эти силы, - думал ли кто из них об этом? Вершина горы была близко!
Мучили жажда и высота. Дышалось все труднее и труднее. И, казалось, каждый шаг забирал последние силы. Сверлила гнилая мысль: «надо было уйти вниз с ребятами». Там кто-то наверняка был сильнее и это его место… А ну, остановись, вдохни глубже! Еще раз вдохни! Вот и хорошо. Так и шагай… работай, за двоих.
На высоте где-то около 6700 непогода, - сильный ветер с жестким снегом, - полоскала трое суток. Казалось, что Гора, заманив людей в свои владения, играла с ними, создавая новые препятствия, пытаясь отобрать у них последний шанс на победу и отрезать путь назад. Но… - удалось оживить еще один примус! С каждым глотком тепловатой водицы утраченные силы возвращались. Вадиму удалось протолкнуть в воспаленное горло несколько ложек рыбных консервов, но они тут же оказались за «бортом». Утешало, что не один, - в соседней палатке тоже кто-то траванул. Который сегодня день, как ушли из базового лагеря на зеленой Луковой поляне? Двенадцатый или тринадцатый? Уже прошла неделя, как расстались с ребятами. Как они спустились? И какое сегодня число на календаре? Если двенадцать дней, то сегодня 29 июля.
Утро подарило замечательный день, над всем Памиром ни единого облачка. Ярое солнце, обрамленное большим радужным кругом, искристый снег и белый-белый длинный-длинный склон, который нужно опять топтать, топтать и топтать. И вот, наконец, узкая скальная гряда, за которой был снежный склон, но он круто уходил вниз в невидимость, за ней далеко и недостижимо были видны колоссальные разломы большого ледника, вдоль которого стояла мощная ребристая стена хребта Зулумарт с его неведомыми вершинами.
Это была вершина Белой горы. 7134 метра над уровнем моря. Сигнальные ракеты взвились в темное небо. Что бы такое взять на память? Жаль не уцелел фотоаппарат, - исчез где-то в суматохе. Памятного снимка не будет. Вадим спрятал в карман два скальных обломка, - один беловатый с острыми гранями и другой – серый, слегка округлый. А что это? Его внимание привлекла изогнутая металлическая полоска, едва видная под снегом в узкой скальной щели. Он ковырнул ее штычком ледоруба. Похоже на оправу от очков. Через минуту он уже держал в руке полную оправу, сохранилась даже резиновая лента для переносицы. Латинские буквы были оттиснуты по краю.
Крепчал ветер, облака опять подкрадывались снизу с северной стороны Белой горы. В поисках тура ребята разбрелись вдоль скальной гряды. Повезло Глебу Круковскому и Мише Гиленко, они обнаружили банку с запиской среди камней. Должно быть, тур разрушило ветром. Записка была датирована прошлым годом и в ней армейские альпинисты Туркестанского округа передавали привет следующим восходителям. Следующими оказались они, альпинисты Узбекистана Вадим Эльчибеков, Вилорий Биссе, Михаил Гиленко, Пулат Иноятов, Вилен Корчевский, Владимир Кленов, Глеб Круковский и Виталий Сац-Дмитрук.
С каждым шагом длинной дороги вниз становилось ровнее дыхание, ноги были тяжелы, но уже послушны. На 6700 собрали палатки, примусы, остатки бензина, промерзшие спальники и медленно двинулись вниз. Но силы оказались на исходе, - шатало из стороны в сторону, для короткого отдыха они просто валились на бок, на спину, - их поднимала единственная, сверлящая мозг, мысль: вниз, вниз!
До перемычки перед Раздельной добрались… Именно, добрались, потому что трудно назвать обычным словом «спуск» это сползание по глубокому пушистому снегу на склонах. …добрались только на следующий день. Ребята ложились, точнее падали друг возле друга, на твердый фирновый пятачок, устало выдыхая воздух, который тут же инеем оседал на многодневной щетине, опаленных морозом, лиц. Как во сне в памяти Вадима всплывали эпизоды восхождения, вспоминались до мельчайших подробностей бесконечные белые склоны, проявилась дама в белом. Он тряхнул головой, - что? опять? – нет, это память вернула к той странной ночи, которая была именно на этом месте, на перемычке между Горой и Раздельной.
До верха Раздельной по набору всего 140 метров… нужно встать и идти… прямо сейчас… вверх! Но почему-то никто не идет. Лежит рядышком на боку Глеб, возле – Кленов. Кленыч, ну ты же.. и Пулат, как-то неудобно переломившись на рюкзаке, … Мишка – всегда выручавший своей медленной подвижностью… А где остальные? Виталька … Вилорик? Слава богу, вроде все здесь.
Помощи ждать было неоткуда.
И, вдруг, как молния пронзила мысль: вниз! прямо вниз! Надо только сдвинуться до перегиба, а там, внизу, 400-метровый склон выполаживается на плато… Вадим рывком подтянул к себе чей-то близлежащий рюкзак, схлестнул его карабином со своим и спихнул их вниз. Через несколько долгих минут далеко-далеко оба рюкзака выкатились на плато.
И тогда он, зажав бесчувственными руками свой ледоруб, лег на спину и заскользил вниз, в ту сторону, где виднелся далекий Северный ледник. Склон сразу ушел назад стремительной крутизной; холодной струей ударил в лицо упругий воздух; справа мелькнули изломы льда, он старался сильнее прижать штычок ледоруба к склону, вспарывая им снежную корку, чтобы сбить эту бешеную скорость; затем он увидел только небо и резко накренившуюся Гору; снова просквозил по склону, снова полет, и, наконец, замедляющееся скольжение…
Он сел, сплюнул набившийся в рот снег и обернулся в сторону гребня. Оттуда среди разломов ледопада, пересекая сбросы, тянулась оставленная им борозда, в которой уже мелькали фигурки его спутников.
На морене Северного ледника под провисшим брезентом базовой палатки нашлись канистра с бензином, помятый примус и скромный ассортимент продуктов…
От губительной стужи
Средь снегов и ветрил
Неуютное ложе
Ты мне на ночь стелил,
Укрывал ветра песней,
Каждый шаг мой стерег.
Ты – то друг, то наперсник
Среди горных дорог.
Вихри снежные кружат
Над суровой горой,
Значит, я Тебе нужен,
Если Ты был со мной.
Много позже Вадим как-то признался мне: «Тогда после Горы было такое ощущение, что в том восхождении мы имели дело с каким-то огромным нереальным существом, которое было намного сильнее нас. Оно играло с нами своими большими мягкими лапами, слегка задевая острыми скрытыми когтями, затем схватило зубами и стало просто жевать, выдавливая все соки, и, наконец, выплюнуло нас, как надоевшую жвачку. И одновременно, кто-то другой, нужный и добрый, берег от злых укусов и подсказывал спасительные шаги, вел в нужном направлении».
